Европа между миром и войной. — М.: Наука, 1992. — 224 с.

В книге раскрываются предпосылки, приведшие к складыванию анти­фашистской коалиции, дан анализ упущенных возможностей как со сто­роны Запада, так и Советского Союза в деле своевременного пресечения фашистской агрессии, показано негативное воздействие на исторический процесс чрезмерной идеологизации международных отношений. В книге имеется новое, объективное прочтение документов, свободное от интерп­ретации, навеянной условиями идеологической конфронтации. Для историков-международников.

 

 

Предисловие

Анализируя социальные и революционные потрясения, раскры­вая огромные перемены в экономической сфере, в области науки и техники, мы одновременно снова и снова обращаемся к международ­но-политическим вопросам и прежде всего к истории первой и вто­рой мировых войн.

Сотни книг и статей, мемуаров и сборников документов расска­зывают о периоде между двумя мировыми войнами. Казалось бы, о том историческом времени сказано все или почти все. Но интерес к событиям тех лет не только не спадает, но в определенные моменты даже возрастает. В чем же причина этого явления? Разгадка его проста.

Необходи­мо проследить глубинные причины и конкретные факторы сполза­ния мира к войне, раскрыть механизм возникновения такого гло­бального конфликта, как мировая война. 

Речь идет об извлечении уроков из исторического опыта, о том, чтобы учесть просчеты и ошибки, не повторить их в буду­щем и не вовлечь нашу планету в войну в условиях существова­ния ядерного оружия.

Актуальность проблемы усиливается и тем, что в течение многих лет история происхождения второй мировой войны, вопрос о том, "кто виноват", служили ареной острого идейного единоборства, раз­водя по разные стороны баррикад историков разных политических направлений.

Если мы говорим о сильной заидеологизированности истори­ческих исследований, то в очень большой степени это относится именно к предыстории второй мировой войны. Положение усу­гублялось еще и тем, что в большом потоке документальных ис­точников в процессе включения в научный оборот мирового мас­сива архивных материалов явственно ощущался большой про­бел: исследователь не имел в своем распоряжении документов из советских дипломатических архивов.

Положение стало меняться с крупными переменами в междуна­родной обстановке, с переходом от конфронтации к сотрудничеству, с началом конца "холодной" войны, с процессами перестройки и гласности в Советском Союзе.

Советские историки все более активно включались в междуна­родные дискуссии, обнаруживали готовность к критическому анализу не только политики западных держав, но и советской

3

политики в канун второй мировой войны; советские архивные документы начали входить в научный оборот, и одновременно многие исследователи Запада отходили от конфронтационного подхода. Все это создало благоприятные условия для широкого международного сотрудничества историков, для выработки но­вых подходов и методов анализа международных отношений в 30-е годы нашего века.

Возникло направление в исторической мысли, связанное с изуче­нием упущенных возможностей с обеих сторон, по-новому были поставлены вопросы политики и морали, внешней и внутренней политики и т.д.

В этих условиях перед историками встает задача постановки новых вопросов, нового видения исторических процессов, кото­рые позволили бы историкам подготовить новые исторические труды, посвященные происхождению второй мировой войны. Количество издаваемых трудов все нарастает, что не исключает необходимости подготовки новых исследований, посвященных самым различным сторонам и аспектам развития международ­ных отношений в межвоенное время, как общего, так и конкрет­но-исторического характера, включая и необходимость тщатель­ного исследования политического кризиса 1939 г.

В данном труде авторский коллектив предпринял попытку по­дойти к анализу проблемы происхождения второй мировой вой­ны с широких позиций, а не только в контексте исторических событий конца 30-х годов. Цель работы состояла в том, чтобы проследить те линии международных отношений, которые раз­вивались в Европе после окончания первой мировой войны и Ок­тябрьской революции в России и определили содержание того периода, которое можно определить как период "между миром и войной".

Сложное переплетение самых различных тенденций, создание разнообразных блоков и пактов, выдвижение разнообразных кон­цепций и систем безопасности, резкое обострение международной обстановки, постепенное перерастание локальных конфликтов в ми­ровую войну, диалектическое взаимодействие социальных и полити­ческих факторов, столкновение концепции национализма и интер­национализма — все это отличало международно-политическую си­туацию в 20—30-х годах.

Межвоенный период останется в истории XX столетия и как время создания первой международной организации по защите мира (Лига наций). В 20—30-е годы Европа дала миру целую плея­ду выдающихся писателей и ученых, политиков и дипломатов.    •

Их популярность была результатом не только их вклада в разви­тие науки и культуры, но и той роли, которую они играли в борьбе с фашизмом и с военной опасностью. Это Альберт Эйнштейн и Томас Манн, Бертран Рассел и Бернард Шоу, Ромен Роллан и Анри Барбюс, Алексей Толстой и Илья Эренбург.

В истории дипломатии останутся имена Густава Штреземана и Аристида Бриана, Максима Литвинова и Луи Барту.

Но в этот сжатый по времени период человечество познало и всю трагедию фашистской диктатуры и сталинских репрессий. Редко в

4

истории мы сталкиваемся с таким множеством самых разнообраз­ных и противоречивых событий. В этом, видимо, также состоит одна из причин неослабеваю­щего интереса к периоду между двумя мировыми войнами. Это был переломный момент мировой истории, когда человечество столкнулось с угрозой массового уничтожения и фашистской практикой, ввергнувшими мир в пучину мировой войны.

Каждый новый труд по этой проблеме помогает лучше понять историческое прошлое, открыть в нем новые грани и повороты, раскрыть жестокую и беспощадную правду о событиях того вре­мени, извлечь из них опыт и уроки для сегодняшнего дня и на будущее, для того исторического движения к миру и к новой сис­теме международной безопасности, которые отличают мир конца XX столетия.

Глава первая

ЕВРОПА 20-Х ГОДОВ: НОВЫЕ РЕАЛИИ И ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ

Октябрьская революция и первая мировая война оказали огромное влияние на развитие Европы. Во-первых, Европа утратила свою со­циальную однородность. Наряду с системой государств, развивав­шихся в течение длительного времени по капиталистическому пути, в Европе создалось государство, декларировавшее социализм в каче­стве своей конечной цели, проведшее коренные фундаментальные преобразования в области экономики, социальной сферы, политики и культуры. Во-вторых, первая мировая война привела к перераспре­делению соотношения сил на Европейском континенте. Из двух про­тивоборствующих коалиций австро-германский блок потерпел по­ражение. С карты Европы исчезла австро-венгерская империя, в те­чение многих десятилетий игравшая заметную роль в европейской международно-политической системе. На авансцену европейской жизни вышли Англия и Франция.

Именно эти страны в первую очередь и стали творцами того нового порядка, той новой международно-политической системы, которая начала формироваться в Европе сразу же после окончания первой мировой войны.

Новым моментом в международной ситуации явилось постепен­ное вовлечение в европейские дела Соединенных Штатов Америки. Процесс этот проходил неоднозначно и противоречиво. Изоляцио­нистские тенденции развивались часто одновременно со стремлени­ем расширить американское влияние в мире, но общая тенденция к большему участию США в решении европейских проблем была на­лицо.

Первая мировая война, помимо конкретного воздействия на со­отношение сил, изменила менталитет европейских народов. Пожа­луй, в нашей историографии до сих пор еще недооценен этот фено­мен. Речь шла о существенном изменении представлений европей­цев. Появившиеся сразу после окончания первой мировой войны многочисленные книги, труды мыслителей, общественных деяте­лей, мемуары дипломатов отражали огромное беспокойство евро­пейской общественности за судьбы Европы. В умах людей витало ощущение близкого краха, преобладали настроения упадка и песси­мизма.

Французский историк Ж. Дюрозель писал в одной из своих работ, что в 1918—1919 гг. Европы больше не существовало¹. Точнее и вернее, по нашему мнению, было бы сказать, что не существовало прежней Европы и что в те годы рождалась новая Европа, весьма существенно отличавшаяся от прежней.

См.: Durose Ue J. I'idee d'Europe dans l'histoire. P., 1967. P. 261.

6

После Октябрьской революции и окончания первой мировой войны Европа фактически вступила в новый этап своего историче­ского развития.   .

Остановимся сначала на воздействии Октябрьской революции на европейское развитие. Победившая революция в России привела к созданию государства, основывавшего свою политику на следующих принципах: социализм как конечная цель, преобразования на пути к этой цели — национализация промышленности, переустройство со­циальной сферы, новая политическая структура. Было создано пра­вительство, опиравшееся на огромное большинство трудящегося на­селения России и ставившее своей главной задачей выход России на принципиально новые рубежи. С другой стороны, тогдашние лидеры революционной России рассматривали страну и происшедшую ре­волюцию как начальный этап, как первый важнейший шаг на пути к мировой революции.

В Декрете о мире, принятом на следующий день после победы революции, отмечалось, что правительство страны победившей ре­волюции выражает надежду, что рабочий класс трех крупнейших стран Европы (Англии, Франции и Германии) своей решительной и беззаветно энергичной деятельностью поможет Советской власти "довести до конца дело мира и вместе с тем дело освобождения трудящихся и эксплуатируемых масс населения от всякого рабства и всякой эксплуатации"².

Концепция мировой революции, которой придерживались практически все большевики, стоявшие во главе революционной России, означала поддержку со стороны России революционного движения прежде всего в Европе и предполагала возможность революции в других странах. На первое место здесь выдвигалась Германия. Естественно, что концепция мировой революции была тесно связана с взаимоотношениями Советской респуб­лики с окружающим миром, и прежде всего с европейскими странами.

Концепция мировой революции прошла через несколько эта­пов. Первый этап — с 1917 до 1920 г. — этап революционных надежд и ожиданий, когда ощущение близкой мировой револю­ции пронизывало все сферы деятельности тогдашней России. Но после 1920 г., когда начался спад революционной волны и надежды на европейскую революцию в значительной мере ока­зались иллюзорными, наступил следующий этап в реализации концепции мировой революции, которая отнюдь не была отброше­на руководителями Советского государства и Коминтерна. Ориента­ция на мировую революцию приобрела другие направления и фор­мы. Речь шла о создании массовых коммунистических партий в различных странах Европы, подготовке классовых выступлений ев­ропейского пролетариата, в повестку дня встал вопрос о возмож­ных блоках левых сил и т.д.

На протяжении 20—30-х годов мы наблюдали приливы и отливы в развитии мировой революции. После прихода фашизма к власти в Германии, как известно, изменилось положение дел в Европе, и пе-

2

См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т.35. С. 16.

7

ред революционными силами встали другие задачи. Но и во второй половине 30-х годов идеи мировой революции в трансформиро­ванном виде продолжали существовать в арсенале руководителей Советского Союза.

Следует сказать, что приверженность концепции мировой рево­люции шла рука об руку с другой линией, которая исходила от запад­ных держав. С первого же дня революции обнаружилось неприятие ведущими политическими партиями и лидерами капиталистиче­ских стран того социального эксперимента, который начался в Рос­сии. Общеизвестные факты, связанные с непризнанием Советской России, блокадой, интервенцией, постоянными попытками ликви­дации Советской власти, свидетельствовали о том, что эта тенденция в политике западных держав по отношению к Советскому Союзу приобретала долговременный и постоянный характер.

Итак, с одной стороны, концепция мировой революции, с дру­гой— враждебность капиталистического мира создавали почву для конфронтации, для конфликтов между двумя различными систе­мами государств. Преобладающей тенденцией мирового развития стало жесткое противостояние двух систем, сопровождавшееся не­приятием социально-экономических и политических форм орга­низации общества другой стороны, постоянной идеологической враждебностью. Обе системы сразу после Октябрьской революции развивались на конфронтационной основе, на отторжении друг друга, на стремлении опрокинуть или максимально ослабить дру­гую сторону. Эта тенденция пронизывала все сферы отношений, в том числе, а может быть и в первую очередь, международные от­ношения в Европе.

Историческое развитие Европы после 1917 г. изобилует множест­вом примеров, которые могли бы подтвердить столкновение этих тенденций, их практическую реализацию в развитии международ­ных отношений. Можно упомянуть ноябрьскую революцию в Герма­нии в 1918 г. и меры Советской Республики по оказанию ей немед­ленной помощи, революционные выступления в Венгрии в 1919 г., приведшие к созданию Венгерской советской республики, что снова породило в Москве надежду на возможный революционный взрыв в европейских странах, советско-польскую войну 1920 г., в ходе кото­рой у некоторых лидеров большевиков появилась идея перенесения революции в Польшу, а затем, может быть, и в другие страны Евро­пы, создание Коммунистического Интернационала, формирование коммунистических партий, массовые выступления рабочего класса, трудящихся Европы в начале 20-х годов. Все эти факты отражали ре­волюционный подъем, существовавший в Европе, демонстрировали ту новую ситуацию, которая складывалась в Европе после Октябрь­ской революции в России. Отныне фактор революционного движе­ния, имевший в Европе значительные исторические традиции в XIX в., приобретал устойчивый и острый характер для европейской исто­рии. На протяжении 20-30-х годов шел непростой процесс укрепле­ния компартий и усиления массового революционного движения.

В этом процессе было много достижений и просчетов, успехов и трагических ошибок. Сектантство, жесткое противопоставление коммунистов социал-демократам, отказ во многих случаях Комин-

8

терна от совместных действий с социал-демократическими фор­мированиями и партиями, наконец, массовые репрессии ста­линских времен серьезно ослабляли революционное развитие на Европейском континенте и, в более широком плане, ослабля­ли левые силы в Европе.

Если говорить о другой стороне, связанной с неприятием Со­ветского Союза, его социальных и политических экспериментов и революционного движения в Европе, то можно привести немало примеров решений руководящих деятелей Англии, Франции, их заокеанского союзника, других стран, направленных против рево­люционного движения в Европе в целом и его проявлений в от­дельных странах.

Можно напомнить об англо-французской конференции в де­кабре 1918 г., принявшей решение о разграничении сфер влияния в России, о решении правительств США и их союзников высадить свои войска на севере и юге России и на Дальнем Востоке, об их отказе вплоть до 1924 г. признавать Советскую власть (а США — до 1933 г.), о мерах по экономической и политической блокаде Советской России ³ и т.д.

В сущности, и само зарождение фашизма и его утверждение в Италии и главным образом в Германии было в значительной мере ответом наиболее реакционных кругов капиталистического мира на Октябрьскую революцию, на революционное движение в Европе. Идея остановить социализм и большевизм, предотвратить его рас­пространение в Европе превалировала в идеологической и политиче­ской стратегии фашизма.

В программной книге Гитлера "Майн кампф", в много­численных документах и выступлениях деятелей нацистской партии заявлялось, что главную цель фашистское движение в Германии видит в том, чтобы ликвидировать большевизм и спасти мир от его угрозы. Это был, так сказать, социально-политический аспект европейского развития как следствие Октябрьской революции.

Но был очень существенный международно-политический контекст. В этом смысле события развивались далеко не однознач­но. Если посмотреть на развитие событий из Советского Союза, то следует ясно констатировать, что тенденция к мировой револю­ции, к поддержке революционного движения в других странах Ев­ропы проявлялась параллельно и одновременно с идеей установ­ления нормальных экономических и политических отношений с капиталистическим миром.

Сейчас в историографии наблюдается тенденция противопоста­вить эти две линии развития, доказать, что Ленин пришел к выводу о возможности мирного сосуществования с капитализмом лишь после неудачи курса на мировую революцию. В то же время западная историография уже давно исповедует идею дуализма советской

-------------------

3

См.: Papers Relating to the Foreign Relations of the United States, 1918: Russia. Wash., 1931—1932; 1919: Russia. Wash., 1917; 1920: Russia. Wash., 1935—1936. Vol. 1-3; Documents on British Foreign Policy, 1919—1939. Ser. 1. L., 1949. Vol. 3; Архив полковника Хауза. М., 1944. Т. 3. С. 151-153.

9

внешней политики, зародившегося в ленинские времена, дуализма, который, по мнению крупных западноевропейских и американских историков, состоял в несовместимости курса на мировую револю­цию и линии на мирное сосуществование.

Нам представляется, что дело обстояло значительно сложнее. В сущности, в ленинском понимании это было диалектическое единство двух процессов, двух тенденций, отражавших противоре­чивый характер мирового развития после Октябрьской револю­ции и реальное столкновение и переплетение различных факторов и групп противоречий. Идея синтеза двух отмеченных тенденций была, пожалуй, одной из самых главных в подходе к формирова­нию теоретических основ внешней политики Советской страны. Такой вывод подтверждается конкретными фактами, ибо линия на мирное сосуществование началась буквально через несколько ме­сяцев после победы Октябрьской революции и отнюдь не была связана только с неудачей курса на мировую революцию. Доста­точно сослаться на опыт 1918 г. Именно в тот период по указанию Ленина были сформулированы предложения Советского государ­ства по развитию экономических и политических отношений с капиталистическими странами, именно тогда были подписаны первые договоры и соглашения.

Весной и летом 1918 г. по указанию Ленина Высший совет народного хозяйства начинает составлять подробные планы эконо­мических и торговых отношений с капиталистическими странами.

Специально созданная комиссия по внешней торговле при ВСНХ составила летом 1918 г. доклад об "условиях возобновления наших торговых сношений с Германией". Основные тезисы этого доклада были одобрены Лениным. В докладе шла речь о торговле, о концес­сиях, о финансовых соглашениях⁴.

Одновременно та же комиссия составила подобный план эконо­мических отношений с Соединенными Штатами Америки. В плане подробно перечислялись те виды товаров, которые могли быть от­правлены в США и получены оттуда⁵. Тогда же началось составление подобных же планов в отношении Англии и Франции.

28 октября 1918 г. был заключен договор о товарообмене между Советской Республикой и шведской торговой делега­цией ^б. Торговые связи были установлены также с Норвегией и Данией.

Летом 1918 г. были определены основные направления концесси­онной политики Советской власти.

Помимо экономических, делались первые попытки решения и политических вопросов. В Швецию были направлены советские представители. И если бы не начавшаяся гражданская война и ино­странная интервенция, то, видимо, этот процесс получил бы значи­тельно большее выражение и развитие, чем это имело место в реаль­ной практике.

————

4 См.: Документы внешней политики СССР. М., 1957. Т.  1. С. 673—674, 676. (Далее: ДВП СССР).

5 Там же. С. 286-294.

6 Там же. С. 704—705.

10

В наиболее яркой форме тенденция к мирному сосуществованию проявилась в 1921—1922 гг. В начале 1922 г. в связи с подготовкой Генуэзской конференции Ленин теоретически изложил свое видение концепции мирного сосуществования. Именно тогда появилось в его политическом лексиконе такое понятие, как взаимозависимость ка­питалистической и социалистической экономик. В начале 1922 г. у него зародилась идея широкого соглашения с Западом, предпо­лагавшего получение нами больших займов и кредитов и откры­тие русского рынка для западного предпринимательства, возник­ли идеи и проекты международных трансконтинентальных желез­нодорожных путей, введения единой золотой единицы, общей программы использования топливно-энергетических ресурсов и т.п.⁷

В период подготовки и в ходе Генуэзской конференции в начале 1922 г. в Советской России складывалась идея взаимоотноше­ний разных систем собственности, на основе которой родились проекты концессии (нечто вроде совместных предприятий и проч.). В более широком плане речь, видимо, шла и о возможном варианте смешанных экономических предприятий. Разумеется, эти новые международные идеи развивались в органической взаимосвязи с общей разработкой новой экономической поли-т ики, для которой было характерно в том числе и широкое вклю­чение новой России в мировые экономические связи и в междуна­родное разделение труда.

Тем самым могло бы реализоваться и новое представление о социализме не как об автаркической системе, принципиально враж­дебной капитализму и несовместимой с ним, а как развивающейся по своим законам, но во взаимосвязи с капиталистическим хозяйст­вом и в общей мировой экономической системе.

Но новации затрагивали не только хозяйственную среду. В .И Ле­нин назвал советскую программу накануне Генуи пацифистской; одновременно он настойчиво подчеркивал необходимость поиска соглашения Советской страны с умеренно пацифистскими кругами капиталистического мира. Если же к этому добавить неоднократно повторяемую Лениным мысль о необходимости советским должно­стным лицам и экспертам ознакомиться с книгой известного анг­лийского экономиста Кейнса, одного из сторонников государствен­ного регулирования западной экономики, то становится очевидным, что речь шла о долговременной новой политике, рассчитанной на широкое взаимодействие Советского государства с западным ми­ром, причем не только в области экономики.

Ленинские теоретические разработки и конкретные проекты 1921—1922 гг. показывают, сколь далеко шла его мысль о возмож­ности экономического и политического взаимодействия капитали­стического мира и Советской страны.

Эти факты свидетельствуют сегодня о том, насколько эволюцио­нировала ленинская мысль по сравнению с его жесткими и беском­промиссными установками 1918-1920 гг. Сопоставляя эти планы с последующей советской реальностью конца 20-х и тем более 30-х

——

7 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 383.

11

годов, видим, как принципиально изменилась ориентация страны и насколько сильно сталинская концепция развития отошла от тех новых веяний и того нового курса, который формировался в послед­ние годы жизни Ленина.

Указанные две тенденции в советской внешней политике (курс на мировую революцию и линия на мирное сожительство с капи­тализмом) прослеживаются в 20-е и 30-е годы. Появлялись новые формы отношений с западными странами. В 20-х годах это были договоры о ненападении и нейтралитете, в 30-х годах — договоры о взаимопомощи. Однако эта тенденция постоянно эрозировалась как действиями советского руководства, не оставлявшего мысли о возможности революционного свержения западных правительств, так и той антисоветской линией, которая существовала в политике западных держав.

Следует подчеркнуть то, что и в политике западных стран сталки­вались схожие две тенденции. С одной стороны, уже отмеченная враждебность по отношению к социализму, стремление ликвидиро­вать или в максимальной степени ослабить Советское государство. Помимо бойкота, блокады и интервенции, эта тенденция выража­лась в экономическом давлении, в периодическом обострении ситу­ации, в дискриминации Советского Союза на международной арене. Опыт исторического развития во второй половине 20—30-х годах показывает, что активным проводником антисоветской политики в Европе часто выступала Великобритания. В наиболее агрессивной форме эта тенденция была выражена руководителями фашистской Германии. Линия враждебности к СССР проявилась в 30-е годы в политике "умиротворения агрессии", проводимой тогдашними ли­дерами Англии и Франции.

Однако нельзя сводить действия и позицию Запада в отноше­нии Советского Союза только к этой тенденции. С другой сторо­ны, и там с первых дней и месяцев после Октябрьской револю­ции начала, хотя на первых порах и очень робко, развиваться тенденция к признанию реальностей и установлению экономи­ческих, а затем и политических отношений с Советским Союзом. Это был тоже диалектический процесс, включавший в себя стол­кновение и взаимодействие двух, порой активно противоборству­ющих, линий развития.

Эта вторая линия выразилась в 20-е годы в признании необходи­мости развития торговли с Советским Союзом, в приглашении Со­ветского Союза на различные международные конференции, в дип­ломатическом признании СССР в 1924—1925 гг. основными держа­вами капиталистического мира, в заключении с Советским Союзом различных договоров экономического и политического характера, в совместном обсуждении с СССР проблем разоружения и европей­ской безопасности.

Еще в 1921 г. английский премьер-министр ДЛлойд-Джордж говорил, что мир невелик и нации очень зависят друг от друга: "Мы зависим от России, и Россия зависит от нас".

В 1921—1922 гг. торгово-экономические соглашения с Совет­ским Союзом заключили Германия и Англия, Италия и Швеция и ряд других стран, многие крупные компании и торговые фирмы.

12

Серьезным прорывом в отношениях СССР с Западом стал Рапал-льский договор, заключенный в апреле 1922 г. между Советской Россией и Германией, да и само приглашение Советской страны на международную конференцию в Геную явилось показателем проис­ходящих в западном мире перемен в отношении к "большевистской России".

Мы уже упоминали договоры о ненападении и нейтралитете, подписанные Советским Союзом с рядом соседних государств в середине и во второй половине 20-х годов. Можно было бы также назвать Московскую конференцию по разоружению в декабре 1922 г., в которой приняли участие ряд соседних с СССР госу­дарств.

С 1925 г. СССР начал участвовать и в комиссиях по вопросам разоружения, действовавших в системе Лиги наций.

Но в целом в балансе взаимосвязи двух тенденций в политике Запада в отношении к СССР в межвоенный период все же превали­ровала тенденция к враждебности, к отторжению СССР от остального мира. В такой острой обстановке и происходило взаимодействие СССР и западноевропейских стран в межвоенное время. Подобное развитие событий лишало международное развитие в Европе ста­бильного и устойчивого характера, практически создавало питатель­ную почву для враждебности и конфликтов. Поэтому так много было примеров международных кризисов, конфликтных ситуаций на пу­ти от мира к войне в 20—30-е годы.

После первой мировой войны европейская ситуация коренным образом изменилась. Помимо создания Советского Союза и появ­ления тех противоречий, о которых мы вели речь раньше, измени­лась структура и система отношений между основными партнера­ми в Европе.

Прежде всего надо сказать о Версальской системе. Версальская система — это сумма различных договоров и соглашений, подпи­санных победителями в первой мировой войне с побежденной Германией, а также различных договоров, которые были заключе­ны ведущими европейскими державами с малыми странами Ев­ропы ⁸. Это были договоры с Германией, Австрией, Польшей, Болгарией, Венгрией и Турцией, в которых устанарливались но­вые границы этих государств, а также границ Греции, Чехослова­кии, Румынии, Югославии, Польши.

Территориально-политические установления Версальского и примыкавших к нему договоров, с одной стороны, учитывали исто­рический опыт, итоги первой мировой войны и факт признания ряда новых независимых государств Восточной, Центральной и Юго-Во­сточной Европы, а с другой — порождали массу новых противоречий, вбивали клин между многими европейскими странами и создавали предпосылки для новых конфликтов.

Известны ленинские оценки Версальского договора и всей Вер-

-------------

8

См.: Итоги империалистической войны: Серия мирных договоров. Т.1. Версальский мирный договор. М., 1925; Т.2, Сен-Жерменский мирный-договор. М., 1925; Т. 3. Мир в Нейи. М., 1926; Т. 4. Трианонский мирный договор. М., 1926; Т. 5. Севрский мирный договор. М., 1927.

13

сальской системы в целом, подчеркивание им империалистического характера Версальского мира, создавшего новые противоречия на Европейском континенте ⁹.

Но говоря о Версальской системе сегодня, необходимо выделить следующие моменты. Во-первых, нельзя уйти от того факта, что Версальская система в юридическом и международно-политиче­ском плане фиксировала и подтверждала появление на европейской карте независимых стран. Речь идет о Югославии, Чехословакии, Венгрии, Польше и др. Было бы неверно считать, что они получили свою независимость именно в результате Версальского мира. Скорее это был итог национально-освободительной борьбы и демократиче­ских движений в этих странах, получивших новый импульс после Октябрьской революции, краха австро-венгерской монархии и ряда других факторов мирового развития. Версальские договоры закреп­ляли их существование как малых независимых стран. И этот эле­мент необходимо иметь в виду.

Во-вторых, центральным пунктом Версальской системы были взаимоотношения Англии и Франции с Германией. Су­ществует вполне оправданная точка зрения, что версальское урегулирование обусловило возникновение предпосылок новой мировой войны. Речь идет о том, что Германия была поставлена в такое положение (огромные репарации, запрещение целого ря­да элементов экономического развития), которое в итоге стиму­лировало развитие настроений национализма и шовинизма в Германии.

К тому же по договору с Польшей великие державы обязали польское правительство уважать права более 1 млн человек не­мецкого меньшинства в Польше, не возложив аналогичного обязательства на германское правительство в отношении почти 2 млн человек польского меньшинства в Германии. В итоге реванши­стские круги в Германии обретали юридический и политиче­ский повод для вмешательства в жизнь возвращенных Польше земель.

В общем, те семена реваншизма, которые стали питательной ос­новой для фашизма и нацистских программных установок, были заложены в Версале. Унижение, которому подвергли державы Антан­ты Германию, создало ту почву, на которой взошли семена национа­лизма и шовинизма.

Но дело было не только в конкретных постановлениях Версаля, а и в последующем развитии событий, ибо очень скоро одним из проявлении Версаля оказалось появление новых противоречий, острых столкновений между различными европейскими странами. Упомя­нутые нами договоры с малыми странами Европы содержали массу территориальных спорных проблем, которые в своей совокупности по­рождали конфликтные ситуации в Европе, Особенно много их было на Балканах и в Центральной Европе. Таким образом, можно сделать вывод, что Версальская система, или, точнее, версальский метод урегулирования, после первой мировой войны продемонстрировал свою несостоятельность и неудачу, ибо во многих своих компонентах

——-

9 См., например: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 39. С. 323; Т. 41. С. 352—353.

14

она создала те новые противоречия и те новые сложности, которые в итоге привели к трагическому развитию событий в 30-е годы.

В общей конфигурации европейских отношений уже очень ско­ро после Версальского мира обозначились некоторые новые мо­менты. Геополитический фактор, традиционные основы европей­ского баланса, соперничество Англии и Франции между собой, все большее вовлечение Соединенных Штатов в европейские дела привели в итоге к тому, что начался активный процесс включения Германии в новую структуру международных отношений. Первы­ми признаками этого стали Локарнские соглашения 1925 г., кото­рые практически привели к тому, что Германия постепенно адап­тировалась к новой европейской системе. И этот процесс нарастал. Англичане стремились использовать Германию для усиления сво­их позиций и ослабления французской гегемонии в Европе; США с помощью плана Дауэса стремились усилить позицию Гермадии в противовес англо-французскому влиянию. В итоге начался про­цесс вливания в Германию инъекций из-за океана. Она начала получать большие займы и кредиты, и под влиянием национализ­ма и шовинизма эти финансовые вложения сразу же начали при­обретать характер военных приготовлений. Восстанавливаемая германская экономика развивалась в милитаристском русле.

Напрашивается вопрос: в какой мере эта политика была со­знательной со стороны западных держав или ошибочной? Был ли это стратегический просчет? Не поняли ли они в итоге смыс­ла своей политики? Вероятно, на этот вопрос нет однозначного ответа. Здесь действовали факторы и объективные, и субъектив­ные. Но в общем плане, видимо, можно констатировать, что ли­ния на возрождение германского милитаризма, который хотели использовать против Советского Союза и большевистской угро­зы в Европе, а также для решения собственных интересов в Евро­пе в ущерб интересам своих партнеров, — эта линия в итоге обер­нулась против ее вдохновителей.

В послевоенное время в Европе вновь оживились панъевро­пейские идеи и настроения. Они возникли на основе различ­ных факторов и причин. Одна из них — нарастание тревоги за судьбы Европы, ощущение необходимости перемен. И в этих условиях многие европейские интеллектуалы обращались к ис­торическим корням, к тем идеям и проектам, которые питали европейскую мысль многие десятки лет назад. На страницах журналов и газет замелькали имена Сен-Пьера, Руссо и Канта с их проектами европейского переустройства. Вновь получил распространение лозунг Соединенных Штатов Европы. Прав­да, сейчас он возник в иной обстановке. Классический либера­лизм, а тем более революционный демократизм XIX столетия уже ушел в прошлое, казался несбывшейся ностальгической мечтой. Жестокие реальности XX в., трагический опыт первой мировой войны наполняли панъевропейские проекты новым содержанием. На них сказывалось причудливое сочетание на­ционализма и интернационализма, взаимодействовали поли­тический и экономический экспансионизм великих держав и острое соперничество между ними.

15

На европейские проекты и на европейскую мысль оказывала влияние и ситуация в России. Воздействие русской революции, значительная активизация революционного движения в Европе, сочувствие многих тысяч людей социалистическим эксперимен­там в России побуждали буржуазные партии и политические ор­ганизации искать пути объединения Европы против "большеви­стской угрозы".

Но одновременно оживились европейские идеи под национа­листическими лозунгами. Речь шла о старой европейской тради­ции, когда за проектами европейского объединения лежало стремление тех или иных держав обеспечить себе преобладаю­щие позиции в Европе, потеснив своих соперников и конкурен­тов. В этом случае национализм расчищал почву для универса­листских планов и амбиций.

Наиболее рельефно это проявилось в идеологии и практике итальянского фашизма. Начав с проповеди итальянской исклю­чительности и обращаясь к истокам славной итальянской исто­рии, когда именно Италия "заказывала музыку" для европейско­го развития, Муссолини и его сторонники постепенно обрати­лись к европейским идеям. Призывы выдающегося итальянско­го демократа Дж.Мадзини к возрождению Италии и к созданию "Латинской Европы" постепенно трансформировались в созна­нии и в практике итальянского фашизма в идею сделать Рим центром для нового фашистского движения в Европе.

Журнал "Анти-Европа", созданный сподвижником Муссоли­ни Гравелли, был призван идеологически и культурно обосно­вать идею "дать реальное единство Европе, руководимой Ри­мом". Это уже не была идея старой мадзиниевской Европы, это было новое видение континента, выраженное сторонниками итальянского фашизма.

Они попытались и на практике объединить сторонников этой идеи, созвав в 1932 г. в Риме международный конгресс под эгидой итальянских фашистов. Характерно, что и здесь звучали анти­большевистские лозунги, стремление объединить Европу на анти­советской основе.

Но итальянские инициативы не встретили поддержки у евро­пейской общественности, а на официальном уровне они лишь вы­звали сопротивление Англии и Франции, увидевших в этих планах стремление Италии к усилению ее позиций в Европе. Но идеи итальянских фашистов не получили развитие и потому, что в 30-е годы на авансцене европейской жизни все большую роль начинал играть германский фашизм с его идеей "мирового господства" и подчинения Европы.

Гитлеровская программа даже не маскировалась и не камуфли­ровалась. Объявив многие народы Европы неполноценными и одно­временно провозгласив превосходство "арийской расы", гитлеров­цы поставили своей целью физическое уничтожение целых стран и народов, покорение всей Европы. Славянские народы были объявле­ны инородными для Европы. Таков был "европеизм" нацистского толка, такую судьбу готовила фашистская Германия народам Евро­пейского континента.

16

Но в Европе уже вскоре после окончания первой мировой вой­ны, как мы отмечали, набирал силу европеизм буржуазно-либе­рального типа. Он был связан как с общественным движением, так и с активностью так называемого официального пацифизма. В 1922 г. австрийский граф Куденхове-Калерги выдвинул идею объединения Европы. В 1923 г. вышла в свет его книга "Пан-Ев­ропа". А в следующем году он обратился с письмом к членам французского парламента, в котором подробно изложил свой взгляд на панъевропейское движение в условиях, когда в Европе царит анархия и она стоит перед угрозой политического, эконо­мического и культурного кризиса.

Европеизм Куденхове-Калерги состоял в идее объединенной Европы перед лицом трех сил — СССР, США и Великобритании. В этой новой Европе он отводил существенное место Германии, которая могла бы взять на себя роль форпоста против "агрессии с Востока".

В 1926 г. в Вене состоялся первый "Панъевропейский конг­ресс", на котором был представлен широкий спектр сторонни­ков нового европейского объединения. На конгрессе было объ­явлено о создании "Панъевропейского союза", почетным пре­зидентом которого стал в 1927 г. А.Бриан. Членами союза были такие видные политические деятели, как Э.Эррио, Л.Блюм, П.Бонкур, Я.Шахт и К.Вирт, писатели Томас и Генрих Манны, ученые А.Эйнштейн, З.Фрейд и др.

На конгрессе во многих выступлениях звучали обращения к тра­дициям Руссо, Канта, Мадзини, Гюго и прочих сторонников Соеди­ненных Штатов Европы. Вскоре после конгресса Куденхове-Калерги выдвинул уже более конкретный проект европейской федерации. Он предлагал создать ряд общеевропейских органов, имеющих свои фи­нансы. Граждане европейских стран должны были стать гражданами Европы.

Однако панъевропеизм затронул сравнительно узкий слой евро­пейских интеллектуалов. Широкие круги общественности проявили к нему мало интереса.

К тому же национализм и шовинизм, активно распространяемые в Европе, не возбуждали внимания к расплывчатым и весьма утопич­ным проектам типа идей Куденхове-Калерги. В результате панъевро­пейское движение очень скоро пошло на убыль.

Но оно получило в самом конце 20-х — начале 30-х годов поддержку и новое выражение на правительственном уровне. Речь идет о так называемом плане А.Бриана. От имени фран­цузского правительства он предложил создать Федеральный ев­ропейский союз и обратился к 27 европейским государствам с призывом о создании такого союза. Французский министр до­вольно подробно обосновал задачи, структуру и полномочия такого союза. Он был больше связан с международно-полити­ческим развитием Европы, с реальным соотношением сил между европейскими странами.

Бриан намеревался тесно соединить создаваемый союз с Ли­гой наций. В своей основе он имел главной целью усилить пози­ции Франции в Европе, выдвинуть Францию на авансцену евро-

17

пейской политической жизни как законодательницу мод в евро­пейских делах.

Но, как и следовало ожидать, французская инициатива не встре­тила поддержки. Ее фактически отвергло большинство европейских государств.

Английская дипломатия не хотела усиления французских пози­ций в Европе. В тот период, в конце 20-х годов, в англо-французском альянсе и соперничестве Англия все больше выдвигалась на первый план, оттесняя своего традиционного партнера.

Проект Бриана не встретил поддержки и в Германии. Правые силы активизировались, нацизм рвался к власти, а левые круги больше были озабочены внутренними делами, нежели эфемерны­ми идеями европейского строительства под французскими знаме­нами. Прохладно отнеслась к инициативе Бриана и фашистская Италия. Да и многие малые страны Европы с осторожностью вос­приняли проект.

Франция не пригласила Советский Союз к участию в воз­можном Федеральном союзе, еще раз дав понять, что новый вариант объединения Европы мыслился без СССР, а возможно и на антисоветской основе. Именно так он и был расценен в Советском Союзе.

Таким образом, панъевропейские проекты 20-х и начала 30-х годов не встретили поддержки в Европе, они явно не вписывались в ту сложную и противоречивую обстановку, которая сложилась на континенте в межвоенный период.

Если говорить о развитии международных отношений в це­лом применительно к Европе, то, видимо, следует говорить о столкновении различных глобальных тенденций. Сталкивались проблемы национализма и интернационализма, стремление к взаимодействию и взаимосвязанности мира с сепаратистскими действиями отдельных государств. На эти процессы накладыва­лось противоречие между СССР и капиталистическим миром. Существенное влияние имели противоречия между германским фашизмом, между тоталитарными государствами и буржуазной демократией в Европе. Это столкновение скорее получило свое выражение на общественном, нежели на правительственном уровне. И в своей совокупности все эти факторы и противоречия и создали ту взрывоопасную конфликтную ситуацию, которая постоянно существовала в Европе в период между первой и вто­рой мировыми войнами. Если было бы преувеличением сказать, что развитие событий после первой мировой войны фатально ве­ло ко второй мировой войне, то несомненен вывод о том, что тенденции, появившиеся сразу после первой мировой войны, ве­ли дело, к сожалению, не к прочному миру, а к конфликтам в Европе.

И в этом состоит один из исторических уроков развития меж­дународных отношений в XX столетии: понимание того, сколь губительна для человечества оказывается разобщенность людей, стран и народов, их пассивность перед лицом реакции и агрес­сии, излишняя идеологизация международных отношений, ко­торая в межвоенное время имела господствующую тенденцию. И

18

в этом идеологизированном мире, в этой политически конф­ликтующей Европе очень трудно было находить общие решения общих проблем.

Можно в заключение сказать и о том, что тот общечеловече­ский консенсус, те общечеловеческие ценности, вокруг которых в мировой истории шла постоянная и острая борьба, в межвоенной Европе не получили своего признания и не стали нормой, объ­единяющей различные страны и народы. Понимание общече­ловеческих ценностей существовало только на уровне узкого слоя европейских интеллектуалов, да и это понимание посто­янно деформировалось идеологическими конфликтами и ост­рыми социально-политическими противоречиями, которые существовали в Европе.

Европа между миром и войной. — М.: Наука, 1992. — 224 с.