ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ТРАНСФОРМАЦИОННЫХ РЕФОРМ²

На рубеже двух столетий в жизни постсоциалистических стран произошли карди­нальные изменения. Важные шаги сделаны в переходе от авторитарной системы поли­тического устройства к демократической. Были демонтированы механизмы директив­ного управления экономикой и проведена значительная либерализация хозяйственной деятельности; сложились основные институты рыночной экономики (частная собствен­ность, базовая инфраструктура товарных и факторных рынков). Казалось, что с окон­чанием "холодной войны" исчезла угроза вовлечения стран в глобальный конфликт, по­явилась реальная возможность концентрации ресурсов на решении насущных проблем внутреннего развития.

Вместе с тем истекшие два десятилетия стали источником драматических вызовов. Процесс социально-экономической трансформации сопровождался распадом Советско­го Союза и появлением дезинтеграционных тенденций на территории России, глубоким падением и примитивизацией производства, накоплением серьезнейших социальных проблем. Значительная часть российского населения оказалась за чертой бедности. По­дорваны гарантии на труд и жилье, бесплатное образование и медицинское обслужива­ние. Небывало возрос уровень преступности и детской беспризорности, резко сократи­лась продолжительность жизни. На фоне общего падения жизненного уровня произо­шло глубокое расслоение российского общества по величине доходов.

Переход к рыночной экономике оказался значительно более сложным, чем это пер­воначально предполагалось. Все без исключения государства в первые несколько лет преобразований столкнулись с масштабным спадом экономической активности, деста­билизацией финансового положения, резким обострением социальных проблем. Все­общность этих процессов на постсоциалистическом пространстве дала основание иссле­дователям (а затем и политикам) говорить о трансформационном кризисе как неотъем­лемом спутнике системных изменений.

Однако твердых представлений о том, что нужно делать в первую очередь, вторую, третью и т.д., увы, не было. Не было единой продуманной концепции планомерного движения к какой-то определенной цели. Наивность представлений о преобразованиях, господствовавших в начальный период (в середине 80-х - начале 90-х годов), особенно очевидной становится сейчас.

------------------

² В подготовке этого раздела проекта участвовали академик РАН А.Д. Некипелов, члены-корреспонденты РАН Р.С. Гринберг и К.И. Микульский, д.э.н., проф. С.Н. Сильвестров.

4

Сначала казалось, что достаточно обеспечить более правильное распределение ре­сурсов в сторону наукоемких производств, чтобы перевести экономику в режим интен­сивного роста, приблизить ее к новой цивилизационной фазе. Думалось, что задачу эту вполне можно решить в рамках социалистической собственности. На повестку дня вы­двинулась "стратегия ускорения". На ее реализацию были потрачены первые два года перестройки. Однако вскоре стало ясно, что, хотя задача поставлена верно, в рамках со­циалистической системы она не решается. Лозунг ускорения постепенно отошел на вто­рой план. Не потому, что научно-технический прогресс был не нужен, а потому, что до­биться его в рамках существовавших тогда условий оказалось невозможно.

Затем с огромным трудом стала пробиваться идея перехода к рынку. Вначале гово­рили только о "товарно-денежных отношениях", слова "рынок" боялись, причем не из-за запретов сверху, а так уж работал наш "внутренний цензор". Слово "рынок" начали употреблять сначала применительно к сотрудничеству стран СЭВ. Термин "рынок" к области международных отношений применяли и раньше, но лишь теперь стали вкла­дывать в этот термин адекватное содержание. Таким образом, можно сказать, что "идея рынка" прорисовалась в процессе преобразования рынка стран СЭВ. То, что эта идея всего лишь "прорисовалась", доказывало господствовавшее мнение, что можно обой­тись только рынком товаров, а рынки факторов производства вовсе не обязательны. Комплексного видения не было долгое время. Мышление в отношении тех или иных действий носило весьма фрагментарный характер. Делались какие-то частичные, раз­розненные шаги, последствия которых во всей их совокупности в полной мере не осо­знавались. Естественно, что результаты иногда полностью или частично не соответ­ствовали возлагаемым на эти действия надеждам.

В России при становлении рыночных отношений возобладал прямо-таки анархист­ский подход: если производитель должен быть раскрепощен, то пусть каждый делает то, что хочет, а рынок сам все отрегулирует. Тезис этот очень опасный, что наглядно и подтвердил наш опыт: до настоящего рынка нам и сегодня очень далеко.

На первых порах главной задачей либерализации хозяйственной деятельности пола­гали обеспечение мер по регулированию совокупного спроса. Правда, позиции ученых несколько разошлись. Часть ученых (которые, кстати сказать, в значительной мере определяли характер экономической политики в то время) считала, что ограничить со­вокупный спрос следует методами монетарной и фискальной политики. По их мнению, это позволит стабилизировать экономическую ситуацию и создать на основе естествен­ного действия рыночных механизмов условия для экономического роста. Другие иссле­дователи полагали необходимым стимулировать совокупный спрос для преодоления спада производства, возникшего в результате "шока", с которым столкнулась экономи­ка в начале реформ. (Как известно, в результате "шокотерапии" появилось значитель­ное количество свободных мощностей, что вело не к росту, а к дальнейшему спаду эко­номики.) Эти ученые приветствовали кейнсианские методы регулирования экономики.

Монетаристы считали, что, раз всплеск цен при переходе к новой либеральной эко­номической системе неизбежен, нужно стабилизировать финансовую ситуацию в самом начале, реализуя очень жесткую монетарную и фискальную политику, - т.е. дать ценам вырасти, а ассигнования на развитие промышленности заморозить. Производство и жизненный уровень людей сократятся, но одновременно резко снизится и давление на рынок, что даст ему возможности для реорганизации. Через некоторое время начнется нормальный здоровый рост на рыночной основе, и тогда все восстановится.

Другие экономисты, особенно когда произошел резкий скачок цен, а падение жиз­ненного уровня приняло драматические формы, отмежевались от взглядов монетари­стов на решение проблемы. Они подчеркивали, что отечественная экономика прибли­жается к коллапсу: многие предприятия, лишенные государственного финансирования, либо остановились, либо стали работать на склад (поскольку их продукцию из-за высо­ких цен никто не мог купить), распространились неплатежи, возникли бартерные и прочие нерыночные формы обмена; они считали, что проблема упирается в недостаточное количество наличных денег; говорили: если мы увеличим количество денег, то продук­ция предприятий, которая сейчас не находит сбыта, начнет продаваться, люди начнут получать зарплату, восстановится относительная гармония между спросом и предло­жением.

5

Анализ всех этих проблем показал, что многие беды были связаны с тем, что с само­го начала недостаточно внимания было уделено институциональному строительству, т.е. созданию институтов рыночной экономики, в рамках которых она могла бы эффек­тивно реализовываться. Например, права собственности сводились иногда к экзотиче­ским и примитивным формам приватизации. Однако за последние годы наметились очень важные изменения. В среднесрочной программе, которой руководствуется ны­нешнее российское правительство, серьезный упор сделан именно на структурные ре­формы, на необходимость институциональных преобразований. Такой подход обеспе­чивает формирование единой экономической политики, подчеркивает академик А.Д. Некипелов.

Как бы то ни было, сдвиг в понимании, как и какими методами, какими темпами должно реформироваться общество, произошел. Надо надеяться, что в ходе практиче­ской деятельности проблемы управляемости социальными и экономическими процесса­ми будут находить адекватные решения. Хотелось бы, чтобы на этом пути было мень­ше издержек.

Распад вместе с Советским Союзом единого общесоюзного народно-хозяйственного комплекса породил для всех государств - наследников СССР немалые экономические трудности. Можно ли было их смягчить или вообще избежать? Этот вопрос стал пред­метом споров и альтернативных решений. Пока, к сожалению, говорить приходится не об альтернативных вариантах политики в сфере развития экономического взаимодей­ствия на постсоветском пространстве (соответствующие решения имеются, но не под­крепляются твердой политической волей претворить их в жизнь), а в лучшем случае о наиболее вероятной направленности стихийно протекающих процессов.

Более чем 10-летний опыт сосуществования на месте бывшего СССР новых незави­симых государств - достаточно длительный срок, чтобы попытаться выявить более или менее устойчивые закономерности в их взаимодействии.

По истечении более 10 лет автономного существования каждой из республик бывше­го СССР никто уже не спорит о содержании намерений их элит в связи с получением го­сударственной независимости. В сущности, речь тогда шла об очередной попытке мо­дернизации по западному, точнее, западноевропейскому образцу. В этом смысле ново­испеченные постсоветские государства почти ничем не отличались от стран ЦВЕ. И там, и здесь хотели одного и того же, а именно - плюралистической демократии, граж­данского общества, социального рыночного хозяйства и, наконец, открытой экономики и равноправного участия в международных экономических отношениях с целью повы­шения конкурентоспособности отечественной продукции и расширения доли высоко­технологичных, наукоемких изделий в национальном производстве и экспорте.

Практически в каждой стране СНГ с большей или меньшей силой действует тенден­ция демодернизации и даже архаизации общественной жизни, а в некоторых республи­ках чуть ли не в буквальном смысле слова имеет место "трагический транзит в Средне­вековье" (С. Коэн). Во-первых, вместо плюралистической демократии в большинстве новых независимых государств сформировались жестко авторитарные политические системы, а в остальных - хрупко дефективные демократии. Во-вторых, вместо граждан­ского общества повсюду имеет место атомизация социума, утрата людьми интереса к самоорганизации, возрождение патерналистской традиции упования на "мудрое" руко­водство. В-третьих, вместо социальной рыночной экономики почти в каждом из новых государств доминирует что-то похожее на кланово-периферийный капитализм с ярко выраженной тенденцией примитивизации производства и деинтеллектуализации труда. И наконец, в-четвертых, вместо новой интеграционной группировки на территории бывшего СССР возникло явно дезинтегрированное пространство.

6

В теоретическом плане качество текущего состояния постсоветского экономическо­го пространства целесообразно рассматривать, используя достаточно надежную кон­цептуальную базу и, в частности, понятия "негативной" и "позитивной" интеграции, вве­денные в свое время выдающимся исследователем интеграционной проблематики Дж. Линдером. Термин "негативная интеграция" означает, как известно, процесс устра­нения дискриминации в отношениях между хозяйствующими субъектами стран - членов соответствующей интеграционной группировки. Речь, попросту говоря, идет о взаим­ном устранении барьеров на пути движения товаров, услуг и производственных факто­ров. Под "позитивной" интеграцией понимаются разработка и проведение согласован­ной экономической политики, направленной на достижение основных экономических целей и благосостояния стран-участниц. И, как показывает опыт развития Европейско­го Союза, стабильные интеграционные эффекты наступают тогда, когда оба вида инте­грации гармонично дополняют друг друга. Без систематической координации нацио­нальных экономических политик и постоянного совершенствования институционально­го и правового механизмов межстранового взаимодействия одни лишь рыночные силы, как бы они ни были мощны сами по себе, не в состоянии обеспечить эффективное функционирование потенциальной интеграционной группировки.

В теперешнем российском политическом истэблишменте, судя по всему, распростра­нено представление, в соответствии с которым у России была некая единая интеграци­онная концепция по отношению к странам СНГ, а само Содружество являлось приори­тетным направлением ее внешней политики. Сегодня стало окончательно ясно, что и концепция оказалась нереалистичной, и внешняя политика терпит ряд серьезных пора­жений именно на этом главном направлении. Отсюда делается вывод, что, раз Россия сейчас ослаблена и не в состоянии экономически поддерживать всеобщую интеграцию, ей надо изменить концепцию и начать применять в реальной политике последователь­ный строго дифференцированный подход к странам СНГ. С теми, "кто ведет себя хоро­шо", надо практиковать всякого рода взаимные торговые преференции, кооперацию в различных проектах, взаимовыгодные схемы расчетов за энергоносители и т.п. Короче говоря, Россия должна иметь преференциальные отношения только с союзниками, и все вместе они должны будто бы составить интеграционное ядро СНГ. Фактически речь идет о странах, подтверждающих свое участие в Договоре о коллективной безопасности (Россия, Белоруссия, Казахстан, Киргизия и Таджикистан).

В отношении других членов СНГ предлагается принципиально иной подход. Раз они недостаточно лояльны к России и их руководство открыто демонстрирует прозападную или протюркскую ориентацию, то отношения с ними должны быть предельно прагма­тичны и конкретны. Здесь не должно быть никаких сантиментов и никакой благотвори­тельности. Что здесь неверного? У России никогда не было вразумительной интеграци­онной концепции по отношению к бывшим советским республикам. В декларациях про­должает считаться идеальной модель интеграции а ля Европейский Союз. И в подписанных за последние 10 лет различных интеграционных соглашениях идеологиче­ская приверженность такой модели отчетливо просматривается. Но завышенные ожи­дания всегда ведут к глубоким разочарованиям.

Неудачный опыт попыток быстрой реализации на постсоветском пространстве за­падноевропейской модели интеграции должен, наконец, отучить от постановки заведо­мо нереальных задач.

Страны, расположенные на постсоциалистическом пространстве, очень различаются между собой по направлению, темпам, формам постсоциалистического реформирова­ния, степени приверженности принципам демократизации политического строя, рыноч­ной экономики и частной собственности (или степени их отторжения) и по результатам реформирования (модернизации экономики, продвижению к гражданскому обществу, созданию правового государства, качеству старо-новой элиты, динамике жизненного уровня и т.д.). Даже применительно к России нельзя говорить о полной однородности модели социальных, политических и экономических отношений в масштабе всей стра­ны, учитывая существенные различия по отдельным регионам.

7

Несмотря на значительное своеобразие различных стран ЦВЕ, можно констатиро­вать, что хотя они и столкнулись с большими экономическими и социальными трудно­стями переходного периода, в целом они осуществили постсоциалистическую транс­формацию с меньшим ущербом и с большими положительными результатами, чем быв­шие республики СССР.

В итоге определились основные черты общественного экономического строя. Это специфическая модель постсоциалистического капитализма, в которой присутствуют некоторые принципиальные характеристики капитализма вообще (прежде всего част­ная собственность и контуры рыночной экономики) и отсутствуют те характеристики современного капитализма, которые обусловлены достигнутой степенью его социали­зации и демократизации. Этих черт практически нет, как нет и достаточно сильных тен­денций к их формированию.

Кризис постсоветской асоциальной общественной системы проявился на простран­стве СНГ раньше, чем можно было ожидать. И сколько бы ни говорили политики и политтехнологи, что выступления - будь то в Грузии, будь то в Украине - это всего лишь события, спровоцированные внешними силами, желающими ослабить Россию, или вла­столюбцами, организующими перевороты, экономическими кланами, чувствующими себя ущемленными, и т.п., все же суть этих событий заключается в активном протесте большинства или, по крайней мере, не менее половины населения против сложившейся асоциальной системы, против олигархическо-бюрократической верхушки, паразити­рующей на этой системе. Этим протестом воспользовались западные державы в своих геополитических интересах, стремясь к экспансии капитала, контролю над природными ресурсами, распространению привычных для них представлений о свободе, демократии, гуманитарных ценностях, представлений, слабо совместимых как с социализмом, так и с нынешним постсоциалистическим строем.

Анализ по сути однотипного, хотя и имеющего значительную национальную специ­фику опыта трансформационных процессов, необходим для разработки и проведения в жизнь более успешной политики перехода к современному обществу, развитому в эко­номическом, политическом и гуманитарном отношении, отмечает К.И. Микульский. Речь, по сути дела, должна идти о новом переходном периоде, в ходе которого должна быть осуществлена переделка сложившейся в последние годы асоциальной постсоциа­листической системы в общественную систему, реализующую возможности современ­ного экономического и социального прогресса и базирующуюся на общечеловеческих гуманитарных ценностях. При этом никакая страновая "самобытность", никакие "цен­ности прошлого" не должны препятствовать движению по этому пути.

Выяснение современных реалий и перспектив развития сталкивается со значитель­ными трудностями. Несовершенна научная методология, велико влияние политических пристрастий и противоречивых интересов различных слоев элиты, влияние ностальги­ческих настроений значительной части населения, ощущающей в большей мере ухуд­шение своего материального положения в результате реформ (ухудшение абсолютное или, что значительно чаще, относительное, т.е. по сравнению с более обеспеченными слоями населения), чем те крупные и позитивные социальные сдвиги, которые рефор­мы все-таки принесли, причем эти сдвиги наблюдаются вовсе не только в жизни нувори­шей и бюрократов, но и многих массовых социальных слоев.

Переосмысляя опыт развития постсоциалистических стран в переходный период, следует признать, что господствовавшее в экономической политике либеральное эко­номическое мышление стимулировало развитие рыночной экономики, но одновремен­но вызвало необоснованную социальную поляризацию, рост бедности, снижение каче­ства жизни и экономическую стагнацию. Многие эксперты признают даже, что процесс либерализации в предпринятых формах сопровождался утратой общественных и этиче­ских ценностей, на смену которым пришла система, где "все решают только деньги".

Уроки перехода укрепляют общее понимание: экономический рост требует не сокра­щения роли государства, а развития умелого и эффективного государственного управ­ления, повышенного внимания к сохранению и укреплению человеческого потенциала.

8

Без совокупного решения социальных и экономических задач, без управления экономи­кой так, чтобы обеспечивалась стабильность, динамичность и сплоченность общества, невозможно избежать социальных конфликтов и, тем более, добиться процветания об­щества. Неудовлетворенные ожидания населения в социальном участии и сплоченности сменятся разочарованием, а возникший вакуум будет немедленно заполнен изоляцией и коррупцией, которые еще больше ослабят возможности правительства и самого госу­дарства.

В современных условиях правительственная политика, нацеленная на национальное развитие, не может не включать в качестве основополагающего элемента модерниза­цию в широком смысле. Приспособление к процессам политической и экономической модернизации неизбежно влечет за собой структурную перестройку и адаптацию, кото­рые должны повысить качество и конкурентоспособность экономики на мировых рын­ках. Любой проект развития, преследующий цель отделения национальной экономики от мировой, потребует высоких ресурсных, социальных и иных затрат или будет обре­чен на провал.

Политическое самоопределение территориальной общности лимитируется тем, кто финансирует структурную адаптацию.

Здесь возможны различные варианты стратегий. Она может проводиться в жизнь де­мократическим правительством, авторитарным или даже диктаторским - отличаться будут методы, но результат будет один и тот же - процесс модернизации подтолкнет со­циальную дезинтеграцию, появятся новые формы маргинализации, крайняя бедность и неформальная занятость в теневом секторе.

Мировой опыт последних двух десятилетий показал, что проблема адаптации госу­дарства к глобализации мирового рынка и новым требованиям в области регулирования общественных процессов не может сводиться только к структурным сдвигам в экономи­ке и формам их государственного регулирования, вокруг чего до сих пор в российских спорах ломают перья и копья политики и экономисты.

Во многих странах в 1990-х годах трактовка постепенно изменилась, и адаптацию ста­ли рассматривать как процесс, затрагивающий отношения между государством и обще­ством в целом, а не только между государством и экономикой. Был поставлен и вопрос, какие политические условия благоприятствуют проведению институциональных ре­форм, а какие - препятствуют. Вскоре было также замечено, что не все адаптационные мероприятия одновременны, меняются и внешние условия. Поэтому было логично раз­делить процесс на фазы: первая - финансовая стабилизация, вторая - макроэкономиче­ская стабилизация. Они отделены от третьей, более продолжительной фазы, в ходе ко­торой осуществляются структурные реформы, включая политические.